Беседа с Натальей Грязиной, которая работает и живет в Калькутте и на Гоа, а трудничает в монастыре на Русском СевереИндия – популярное место эмиграции тысяч русских: кто-то уезжает туда за легкой, беззаботной жизнью, кто-то за атмосферой. Кто-то погружается в медитацию и языческие культы, а кто-то по-настоящему приходит ко Христу там, где христианства почти нет.
Почему на этой земле так ощущается присутствие Бога? Как можно стать христианкой вдали от храмов, в чуждой среде? И каково жить между Индией и Валаамом? Беседуем с Натальей Грязиной – человеком, который работает и живет в Калькутте и на Гоа, а трудничает в монастыре на Русском Севере.
– Наталья, как так получилось, что тебя тянет, казалось бы, к двум крайностям: ты больше восьми лет живешь в Индии, а приезжая в Россию, обязательно едешь трудницей в Валаамский монастырь?.. Вещи совсем разные, казалось бы…
– Недавно вышел фильм про католическую монахиню, уехавшую трудиться в Индию. Не скажу, что фильм какой-то выдающийся, но мне запомнилась одна фраза главной героини. Когда ее спросили, что дала ей Индия, она ответила: «Там я поняла, что Бог действительно есть». Это правда так.
Я как-то написала письмо одному знакомому священнику, который интересовался востоком, под названием «10 причин побывать в Индии». Нарисовала карту Индии, обозначила, куда съездить, и в конце написала: «Если вы поедете в Индию, то увидите, что “заповедь новая: да любите друг друга” там вовсе не новая, это хорошо изученное старое».
– Что ты имеешь в виду?
– Любовь в Индии – это единственное средство к выживанию. Индусы живут очень бедно, и, если бы при этом у них были еще и плохие отношения между собой, жизнь бы стала просто невыносимой.
Конец письма у меня был такой: «Приезжайте в Индию и поживите в стране, где не оскудела любовь». Это действительно очень ощущается! Это то, во что я хочу окунуться уже завтра вечером – в атмосферу ощущения, что тебя любят и ты всех любишь, что нет никакой чужеродности – просто ты находишься среди людей, которые живут по заповедям, живут по совести – что очень приятно для христианина. Просто они не знают, кто такой Христос. И, таким образом, многие христиане, попадающие в Индию, обнаруживают себя в обществе людей, во многом удивительно близких им по духу.
У поэтессы Веры Полозковой есть стихи из серии «Индийский цикл» – она тоже любит Индию и бывает там периодически. Так вот, в этих стихах есть такие слова: «У нас начались уже последние времена, а у них еще времена ветхозаветные». Это очень характеризует Индию! Чтобы принять Христа, нужна какая-то предыстория, а в Индии она еще не началась – люди там живут укладом двухтысячелетней давности.
– Сейчас множество наших соотечественников уезжают в Индию. Как, по-твоему: они едут за этой атмосферой или есть другие причины?
– Тут две причины, которые переплелись. Первая – в Индии дешевая и удобная жизнь. Мы в прошлом году очень обрадовались кризису, потому что он как раз отсек людей, которые сдавали квартиры в Москве и приезжали в поисках легкой, беззаботной, богатой жизни – кризис отфильтровал зерна от плевел. Остались в основном те люди, которые живут в Индии, потому что искренне ее любят. И это вторая причина. Повторюсь: там тебя любят, и ты учишься любить в ответ. Ты любишь прохожих на улице, которые тебе улыбаются, и это такой бальзам на нашу израненную душу, израненную не только современным капитализмом, но и эпохой атеизма – нельзя на него закрывать глаза. Это очень дорого. Поэтому всякому, кто побывал в этой атмосфере любви и спокойствия, хочется в нее вернуться.
Как на Валааме: ты чувствуешь, что вокруг все хорошие, у тебя со всеми хорошие отношения, ты ни с кем не ругаешься. Только Валаам – это монастырь, где люди специально стараются так жить, а в Индии никто не старается, просто всё так устроено.
– Если я тебе задам тот же вопрос, что и героине фильма, как ты ответишь? Что тебе дала жизнь там?
– Очень многое.
Индия – это страна, которая живет на грани жизни и смерти. Ты видишь людей, которые выживают, у которых ничего нет, которые умирают от голода. Ты знаешь, что, если купишь у кого-то бананы или дашь какое-то пожертвование, эти люди проживут еще один день. Это градус очень высокий, и ты всё время это чувствуешь, привыкаешь жить на грани, и от этого ты всё время мотивирован. Тут видна цена благотворительности, милосердия, как нигде.
Поэтому Индия меня научила быть счастливой и видеть счастье везде. Любые проблемы здесь – просто не проблемы по сравнению с Индией. Проблема сестры, что она не может айфон новой модели купить, – это не проблема, в этом никакой драмы. В Индии ты просто начинаешь ценить жизнь, сам факт наличия жизни в этом мире. И всё остальное кажется просто внешними обстоятельствами, которые можно пережить.
В Москве, конечно, чувствуется сильный контраст. Ты видела когда-нибудь маленького котенка, которого выкинули на улицу и он где-то прибился и только: «Ми! Ми!»? Для него этот мир такой агрессивный, потому что человек пройдет рядом – и он аж подпрыгивает от этого топота, ему страшно. Ты такой же котенок после Индии: всё враждебно. Впрочем, как и после Валаама!
Если на Валааме все хорошие, все тебе помогают, то тут ты насторожен, ты не ждешь добра от людей.
Когда я приехала в Индию, я была, скажем так, на нулевой степени воцерковления. Именно там всерьез задумалась над тем, христианка ли я. И поняла, что да! Если б не эта страна, возможно, и Валаама в моей жизни не было бы.
– Как бы там ни было, Россия – страна, где ты выросла. Неужели не тяжело было уезжать, покидать семью?
– Нет. Я уехала от семьи, когда поступила в университет, и я продолжаю любить свою семью и в Индии – расстояние ничего не меняет.
– Вас воспитывали, судя по всему, в очень свободном духе. Расскажи немного про семью.
– Моя старшая сестра в Москве, она гениальный физик-математик, а младшая – в Нижнем Новгороде, она пианистка. Родители использовали принцип: «Дети, живите так, как вы сами считаете нужным». То есть они давали нам много свободы. Меня не опекали, но и не продвигали, то есть не было особой помощи, но не было и суровых ограничений. И, в принципе, я всегда себя ощущала самой по себе. Но родителям было важно мое мнение. И поэтому, когда я сказала в 18 лет, что еду одна автостопом на Байкал завтра, они все-таки предложили это обсудить. Я сказала: «Тут нечего обсуждать. Я не спрашиваю у вас, я уже приняла для себя такое решение. Я просто вам объясняю, что это классно и безопасно». Мы поговорили, и я убедила родителей меня отпустить, уехала с их благословения. То есть не против их воли, но и без их поддержки. Они приняли мою позицию и дали мне свободу действовать самой.
– И в какой момент ты решилась уехать в Индию?
– Я заканчивала университет и уже понимала, что в России мне живется скучно. А однажды зимой я очень сильно замерзла и дала себе клятвенное обещание, что меня никогда больше не будет в России в это время года.
Стала читать про разные теплые страны, и Индия мне показалась очень интересной. Многие люди, уехавшие туда, говорили, что она открывает глаза на жизнь.
Немаловажным фактором было то, что это очень дешевая страна. Я заканчивала университет, денег у меня было немного, я скопила сколько-то – при минимальном бюджете в 6 долларов в день этого должно было хватить на полгода жизни в Индии – и поехала.
Помню, что мой первый хостел стоил 60 рупий – 1 доллар и 10 центов. Это была комнатка примерно 2х2 метра, если не меньше, где стояла только деревянная кровать с грязным матрасом, но это было классное здание практически в центре Дели.
Я приехала туда ночью, этой же ночью отправилась гулять по городу и поняла, что мне всё понятно, что я тут прекрасно ориентируюсь. Бывает такая черта у людей, которые много путешествуют: ты прилетаешь в любое новое место, и спустя пять минут уже другим приезжим рассказываешь, как пройти и где тут что. Люди спрашивают: «Ты давно здесь живешь?», а ты говоришь: «Ну, пять минут я здесь живу!»
– Ты много путешествовала?
– Я много путешествовала по России автостопом. У меня была хорошая школа жизни. Я много ходила в походы и была достаточно закаленная. А автостоп научил находить общий язык с людьми.
– Не страшно?
– Нет, не страшно. Страшно, сидя здесь, обозревать эту неизвестность. А когда ты там, то понимаешь, что ты живой человек – и вот тебе встретился еще какой-то человек: как-нибудь вы поладите, и он тебе поможет.
В худшем случае я заблужусь, но ведь найду рано или поздно выход! Я знала, что в Индии многие люди испытывают проблемы с языком, потому что в некоторых районах на английском плохо говорят; я знала, что там можно заблудиться, потому что в этой стране совсем другая организация городов – они перенаселенные и очень непонятные. Иногда нужно потратить час или два просто для того, чтобы найти на автовокзале автобус, который едет в нужное тебе место. На всё это просто нужно время и терпение.
Но в Индии всё очень весело: все мыслят позитивно, и ты понимаешь, что какие-то нестыковки и трудности будут частью твоего путешествия. Каждый раз это такой вызов – найти автовокзал или что-то в этом роде. Но это не выводит тебя из себя, не озлобляет! И тебе не страшно, потому что ты знаешь, что любой человек тебе поможет.
– Ну неужели там не обкрадывают туристов и нет ничего подобного?
– Это страна такого мелкого мошенничества. Если у тебя из джинсов будет торчать кошелек, его у тебя стащат, скорей всего. Если продавец видит, что ты иностранец, то постарается продать тебе бананы не за 10 рупий, а за 20 или за 30. Да, такое встречается, потому что люди бедно живут. Но вот что не встречается, так это агрессия. Тебя максимум обворуют таким щадящим образом, что-то будет дороже для тебя стоить, потому что ты белый человек, но не более того.
Ты должен быть готов еще и к тому, что водитель не поймет тебя и отвезет не туда. Но всё это – на фоне дружелюбия и ярко бросающегося в глаза позитива.
Индуизм и «мировоззренческая каша»– Расскажи, пожалуйста, об индуизме. Многие бездумно погружаются в восточные религии. Чем это чревато?
– На Валааме я столкнулась с таким явлением. Мы выполняли послушание, убирались на кладбище, и я разговорилась с девушкой-волонтером. Она сказала: «Кладбище – это ужасно! Я завещала, чтобы меня сожгли после смерти. И мою собаку тоже – я ее очень люблю и хочу, чтобы в следующей жизни мы были вместе». Я говорю: «А ты знаешь Символ веры?» – мне просто хотелось понять, где человек ошибается. «Да, я знаю, что в Символе веры есть слова о всеобщем воскресении из мертвых, но я в это не верю». То есть человек не считал это своим грехом и подходил к Причастию, не разделяя православное вероучение. Вот это мне кажется очень нечестным.
Многие едут в Индию и попадают под влияние индуизма – а там и невозможно не попасть под влияние индуизма, его там очень много! Он везде! Ты приходишь в гости – у людей есть домашний алтарь, как правило на кухне.
– Почему на кухне?
– Потому что это самое чистое место в доме – место, где готовят еду. В Индии ты не найдешь человека, который не верит в Бога или богов, – каждый верит, просто во что-то такое свое.
«Селфи в автобусе в Дели, с бабой, т.е. гуру, который подсел и начал что-то объяснять на неизвестном мне диалекте. В кадре люди улыбаются - их не надо специально просить об этом»
Ты всё время так или иначе сталкиваешься с индуизмом, и в любом случае настанет момент, когда ты себя спросишь: а где я в этой картине мира? И если ты христианин – как было у меня, – ты поймешь, что индуизм – это не твое. Это очень здорово, что ты можешь открыто заявить, что ты христианин, креститься перед едой, молиться в транспорте… В России нет такого, если ты религиозен, ты всё равно в меньшинстве – у нас больше людей светских, а в Индии любая религиозность – это нормально. Верить в Бога – это само собой разумеющееся. И это очень подкупает.
Чтобы стать христианином – нужно креститься. Чтобы стать индуистом – нужно родиться индусомНо опасность, скорее, не в том, что кто-то примет индуизм – если начать в нем разбираться догматически, то, строго говоря, мы никогда не станем индуистами! Чтобы стать христианином, тебе нужно креститься – есть Таинство Крещения. А чтобы стать индуистом, тебе нужно родиться в Индии и занимать какое-то место в кастовой системе! В XX веке придумали такую общую формулировку, что индуистом является любой человек, который признает авторитет «Вед». Но это очень размытая формула, ее придумали политические деятели, поскольку многие европейцы стали интересоваться индуизмом.
Самое страшное – когда у людей в голове мировоззренческая каша с примесью индуизмаОпасность в другом: к сожалению, индуизм каким-то особенным способом проникает в мировоззрение. В результате у людей, которые, по сути, христиане, начинается путаница в голове. Мне кажется, это самое ужасное! Потому что, если человек открыто говорит: «Я кришнаит», «Я – шиваит», «Я верю в Кали», он, по словам митрополита Антония Сурожского, ошибается умом, а не сердцем – за этим нет ничего, нет глубины веры. А когда человек, будучи христианином, начинает брать то, что ему нравится, из других религий, он обкрадывает и обманывает себя.
Дели, Lodhi Garden, усыпальницы людей из мусульманской династии Лоди Дели,
У меня много таких друзей, русских людей, с которыми я работаю: они побывали в Индии, считают себя христианами, крещены, периодически причащаются, но при этом совершают паломничества в Тибет, молятся индуистским богам… Это очень характерно для индуизма. Любой индуист, если он увидит у тебя крест, спросит: «О, ты христианин? Как здорово! Мы тоже верим в этого просветленного мастера, он был великим человеком!» Тут у них такая гипертрофированная вера: индуисты верят во всё. И, мне кажется, это создает сложность для миссионеров: если ты в Индии начинаешь рассказывать про христианство, они слишком легко это принимают – готовы поверить во что угодно – и смешивают со своими представлениями о богах и мироустройстве. Здесь вопрос чистоты веры…
– Как получилось, что у тебя ничего не перемешалось в голове? Или был такой соблазн?
– Нет, никогда, слава Богу, такого не было! Я думаю, дело в том, что в Индии для моего развития были созданы просто идеальные условия: сопротивление среды. Это моя черта: я люблю делать всё наоборот. В России, где всё мое окружение – так получилось – было нехристианских взглядов, я решила, что я – христианка и буду жить по заповедям. А в Индии, когда все говорили: «Поехали в ашрам, давайте медитировать!», я ответила: «Нет». Индия оказалась своего рода линзой, фильтром: именно в тех условиях, где ничего христианского нет, я поняла, как близко мне христианство.
Как это ни странно, но в религиозном плане там я гораздо больше чувствую себя с единомышленниками, чем здесь, в России. Потому что Россия для меня все-таки до сих пор – оплот атеизма, на практике, во всяком случае. Несмотря на наличие таких чудесных мест, как Валаам.
Недавно я ездила по Костроме, Галичу, Ярославлю, Суздалю – Суздаль на меня произвел потрясающее впечатление! Но там произошел такой эпизод. Я вечером иду по городу, подсвечиваются купола древних храмов, и моя христианская душа готова ликовать от этого зрелища. Но тут я вижу, что под стенами этих храмов бухают какие-то гопники… Это очень больно, с этим сложно жить, потому что на то, что ты любишь, плюют твои же сограждане.
А там, в чуждой среде, я поняла, что христианство мне дорого.
Захотелось разобраться в нем.
– Как обычно проходит твой день?
– На этот вопрос довольно сложно ответить, потому что моя жизнь разделена на сферы деятельности: я либо работаю гидом – и тогда всё зависит от тура, два он дня или две недели; либо преподаю английский или русский язык.
Я снимаю маленький португальский домик в Гоа, это туристическое место, и оттуда вожу туристов по Индии. Работа гида – это 24 часа занятости в сутки: ты живешь путешествием. А в Калькутте я хожу в школу, учу детишек английскому языку, хожу на какие-нибудь культурные мероприятия. Но всегда по-разному, год на год не приходится: я не знаю, сколько месяцев пробуду там, сколько на Гоа. Если мне надоест, например, в Индии, я могу на месяц в Таиланд уехать путешествовать. Никакой схемы нет.
– Тебе приходилось оказываться в по-настоящему бедных районах, деревнях?
– Да. В странах Юго-Восточной Азии очень популярна работа волонтером-преподавателем английского. Язык всем нужен, а учителей нет. И к тому же индийские дети любят иностранцев и охотнее ходят в школу, если преподает волонтер.
Однажды в Непале я подружилась с очень хорошим мужчиной по имени Нил. Он очень богат и живет в Катманду. Узнав, что я иногда волонтерю, предложил мне поехать в деревушку, где нет преподавателя английского языка. Я согласилась. Так моя судьба определилась на два месяца вперед.
Нил сказал: «Ты там будешь жить в типичном непальском доме». И, глядя на его дом, его ухоженную жену, слуг, я думала: «Классно, буду жить в деревне, у меня будут слуги». А оказалось, что это очень бедная деревня, где вообще нет электричества. У меня сел телефон, и я осталась без связи… Типичный непальский дом оказался глиняной мазанкой, и когда ночью шел дождь, в доме вымывало часть глины, а дырки в полу просто затирали смесью навоза, соломы и земли. Мы с утра пьем чай, и чем-то попахивает, а это наша хозяйка дырку заделывает прямо под столом!
Там нет магазинов, зато у всех небольшие рисовые поля.
И я как раз попала на голодное время…
– Как так получилось?
Мы ели лук, ничего другого не было. Никто не роптал – это норма их жизни
– Старый рис уже съели, а новый только собрали и еще не обработали. Еда закончилась! Всё, что у соседей можно было поклянчить, было выклянчено. Но при этом никто не делал из этого положения трагедии. А у соседей рос лук. И когда стемнело, мы пошли, настригли его и нажарили. Ели лук, ничего другого не было. И дети даже не думали роптать! Это просто норма их жизни.
Я жила в семье, где была мама и трое детей: две дочки и мальчик 13 лет. Он в школу не ходил, потому что собирал рис. Дети из трущоб или таких полутрущоб в Калькутте работают очень много, и, если европейцы приезжают преподавать, дети, может быть, сходят в школу, отвлекутся от работы и проведут свой день иначе. Хотя в Индии есть и богатые семьи, и нормальное образование.
Валаам как планка
Волонтером на Валааме
– Это правда, что после посещения Валаама тебе не хотелось улетать в Индию?
– Да. И сейчас я тоже понимаю, что, уезжая, буду очень сильно скучать по Валааму. Скучать по-христиански.
В прошлом году, когда я впервые побывала на острове волонтером, мне не хотелось улетать – хотелось остаться и пожить жизнью русского человека, христианина. А в этом году я провела там четыре месяца – послушалась в Коневском скиту, дежурила в храме – с утра до вечера, без выходных. После этого уехать в Индию мне казалось как минимум вероотступничеством!
Мои друзья ставили ставки: останусь я или нет? Мои родители мне звонили и говорили: «Ты первый раз в жизни несколько месяцев на одном месте, что случилось?» – я ведь всё время в режиме жуткого путешествия: Алтай, Израиль, Таиланд, Индия – это принцип жизни: или дерзкое приключение, или ничего! Я его реализовывала в своей жизни и реализую до сих пор. А на Валааме… Мне просто не хотелось никуда оттуда уезжать, там было абсолютное, полное счастье. Но в какой-то момент я поняла, что это малодушно. И что нужно жить своей жизнью. В монастыре мы, трудники, волонтеры, живем чужой жизнью, мы живем там под таким благодатным «колпаком» молитв монахов, и, конечно, там любому человеку будет классно! Но это не твоя жизнь – ты не монах.
Я даже думала попробовать пожить в России, чтобы не уезжать так далеко от острова. Но по мере того, как холодало, это желание улетучивалось…
Уезжаешь, в последний раз прикладываешься к иконам… и это невыносимо, думаешь: чего я себя лишаю?! Но все-таки уезжала я со светлым чувством, с радостью и благодарностью к острову.
– В Индии совсем нет православной миссии?
– В Дели на территории русского посольства есть домовой храм, но, насколько мне известно, там не всегда есть священник. Бывает, заезжает миссия, в прошлом году было две Литургии. Но получается, что нет возможности жить церковной жизнью, это такое сложное внутреннее противоречие. Это может привести к неверному тезису, что есть спасение вне Церкви.
По крайней мере меня утешает, что планку «минимум раз в год причащаться» я выдерживаю, а дальше уже не знаю, поживем-увидим. Это необходимый «прожиточный минимум» христианина – причащаться раз в год. Это одно из постановлений Вселенских Соборов. Если ты больше года не причащаешься, ты как бы отпадаешь…
Конечно, надо быть с собой честной, и после монастыря я задумываюсь: Валаам – это планка, и снижать ее Индией, фактически обнулять, обкрадывать себя в Таинствах… Но это моя жизнь, жизнь крайностей, и пока она такая…
– Какие книги ты берешь с собой сейчас?
– Свой компьютер я подарила школе в Хампе, где преподавала, так что стала читать книги на телефоне. А в рюкзак влезает, к сожалению, не больше трех книг. В этом году это владыка Сурожский Антоний, Иоанис Каравидопулос «Введение в Новый Завет», и, конечно, Библия.
– Каким ты видишь свое будущее? Живя в таком режиме, наверное, трудно думать о семье, о детях?
– В моей жизни была любовь к путешествиям, я ее реализовала вполне. И вторая моя сильная любовь – к Валааму. Там, скорее, задумываешься о другом пути своей жизни… Поживем-увидим…
С Натальей Грязиной беседовала Валерия Михайлова
Фотографии из личного архива автора
